Ушло несколько минут, чтоб его успокоить и погасить его странный страх перед библиотекой. После этого она старательно избегала показывать ему что-нибудь интеллектуальное.
Придя в прежнее восторженное состояние, он проявил способность к критике и упрекнул ее в том, что в доме нет ярких цветовых пятен.
— Все такое красивое, Мэри, но все одного цвета! — убеждал он. — Почему нет ничего красного? Я так люблю красное!
— Скажи мне, какой это цвет? — спросила она, протягивая красную шелковую закладку для книг.
— Красный, конечно, — ответил он.
— Ну тогда я посмотрю, что я могу сделать, — пообещала она.
Она дала ему конверт, с тридцатью долларами, что было гораздо больше, чем мог заработать в Сиднее любой рабочий.
— Мой адрес и телефон написаны на листке внутри, — наставляла она его, — и я хочу, чтобы ты дал его твоему отцу, когда придешь домой, чтобы он знал, где я живу и как со мной связаться. Не забудь отдать ему конверт. Не забудешь?
Он обиженно посмотрел на нее:
— Я никогда не забываю, если мне скажут, как следует.
— Извини, Тим. Я не хотела тебя обидеть, — сказала Мэри Хортон, которая никогда нимало не заботилась о том, обидят ли ее слова кого-нибудь или нет. Не то, чтобы она обычно говорила неприятные вещи, нет, она их, конечно, избегала, но из соображений такта, дипломатии или хороших манер, а вовсе не потому, что может причинить кому-то боль.
Она помахала ему рукой с крыльца так как он не согласился, чтобы она отвезла его на станцию на машине. Когда он прошел по улице несколько ярдов, она подошла к воротам облокотилась о них и следила за ним, пока он не свернул за угол.
Для любого, кто видел его на улице, он казался удивительно красивым молодым человеком с широкой походкой, высоким и здоровым — весь мир у ног такого! Это как шутка, думала она, шутка, какой развлекались греческие боги, смеясь над своими творениями — людьми, когда те слишком зазнавались или забывали, чем они обязаны богам. Тим Мелвил должен вызывать у них гомерический хохот!
Рон, как всегда, был в Прибрежном отеле, но для субботы пришел слишком рано. Утром он наполнил свою сумку-холодильник пивом и отправился на крикетный матч. Он был одет в шорты, плетеные сандалии и расстегнутую рубашку, чтобы подставить голую грудь морскому бризу. Кели и Дейв почему-то не пришли, а лежать на траве на холме и дремать одному было не интересно. Пару часов он там проторчал, но крикет — игра, которая идет черепашьим шагом, а лошади, на которых он ставил, пришли последними. Так что около трех он опять сложил пиво в сумку, взял радио и отправился в отель. Ему никогда бы не пришло в голову пойти домой. Эс со своими приятельницами играла по субботам в теннис в своем клубе, который назывался «Хи-хи». Дони сейчас с каким-нибудь из своих приятелей, а Тим работает, так что в доме никого не будет.
Когда чуть позже четырех появился Тим, Рон был очень рад этому и купил ему большую кружку пива.
— Как дела, дружок? — спросил он, когда они стояли, опершись спинами о колонны и глядя на море.
— Здорово, пап! Мэри очень хорошая леди.
— Мэри? — Рон, удивленный и настороженный, внимательно посмотрел на Тима.
— Мисс Хортон. Она позволила мне называть ее Мэри. Я сначала встревожился, но она сказала, что все в порядке. Все в порядке? Правда, пап? — спросил он с тревогой, чувствуя что-то необычное в реакции отца.
— Не знаю, дружок. А какая из себя эта мисс Хортон?
— О, прекрасная, пап. Она угостила меня такими вкусными вещами и показала мне весь дом. Там кондиционер, пап! Такая мебель красивая и ковер, но все серое и я спросил, почему у нее нет ничего красного и она сказала, что посмотрит, что может сделать.
— Она трогала тебя, дружок?
Тим посмотрел на Рона ничего не понимая:
— Трогала меня? Не знаю. Наверно, да. Она взяла меня за руку, когда показывала свои книги. — Он скорчил гримасу. — Мне не понравились книги, слишком их много.
— Она хорошенькая, дружок?
— О, да! У нее очень красивые белые волосы, как у тебя или у мамы, только еще белее. Поэтому я не знаю, правильно ли сделал, что назвал ее Мэри, потому что ты и мам всегда говорите мне, что называть старых людей по имени невежливо.
Рон расслабился.
— Ох! — Он игриво хлопнул сына по плечу. — Ну ты и заставил меня поволноваться, скажу я тебе. Она старушка, да?
— Да.
— Она тебе заплатила, как обещала?
— Да, здесь в конверте. Там ее фамилия и адрес. Она велела отдать его тебе в случае, если ты захочешь поговорить с ней. А почему ты хочешь поговорить с ней, пап? Я не понимаю, почему тебе надо с ней поговорить.
Рон взял конверт.
— Я не хочу разговаривать с ней, дружок. Ты закончил работу?
— Нет, у нее слишком большая лужайка. Если ты не возражаешь, она хочет чтобы я выкосил траву перед домой в следующую субботу.
В конверте были три хрустящие банкноты по десять долларов. Рон смотрел на них и четкий, ясный почерк, говорящий об образовании и высоком положении Мэри Хортон. Глупые молодые девушки или одинокие домохозяйки так не пишут, решил он. Тридцать долларов за дневную работу в саду! Он положил банкноты в свой бумажник и похлопал Тима по спине.
— Ты хорошо сделал, дружок, и можешь пойти в следующую субботу и докончить ее лужайку, если хочешь. В общем-то, она так платит, что можешь работать на нее в любое время, когда она захочет.
— Ой, спасибо, пап! — Он помахивал пустой кружкой, намекая — можно ли мне еще пива?
— Почему ты не научишься пить медленно, Тим?
Лицо Тима выразило сильное огорчение.
— Ой, я опять забыл! Я хотел пить медленно, пап, но было так вкусно, что взял и забыл.